Однажды в наш продуктовый завезли майонез. Я не знала, что это такое, и слово это впервые услышала в магазине. Мне было лет восемь, я пришла за хлебом и молоком, и тут началось столпотворение.
Откуда-то набежало очень много женщин. Они казались огромными, они шумно хватали ящички, наполненные маленькими баночками с чем-то белым.
Я стояла в растерянности, белое в баночке казалось очень ценным, но я не была уверена, что это нужно покупать без разрешения родителей.
Денег было мало, вдруг мама отругает? Решившись, я взяла одну баночку. Стоявшие рядом тетки смеялись, мол, чего всего одну-то? Это было неприятно и странно.
Оказалось, что покупать было надо. Мама дала мне еще денег и снова отправила в магазин. Но майонеза уже не было. Зато привезли удивительное мыло — длинные ребристые бруски в яркой упаковке.
Похоже, богиня Фортуна, о которой я читала в «Мифах Древней Греции и Рима», случайно по слепоте своей забрела в наш магазин.
Опять набежала очередь, опять стали толкаться и хватать помногу. Я взяла мыла на все деньги, чтоб уж наверняка.
Оно оказалось насыщенного зеленого цвета (чудеса!), мы разрезали каждый брусок на несколько частей, и его хватило надолго. Я ощущала гордость — я тоже добытчица в семье.
Я родилась женщиной в Советском Союзе.
Формально этого государства не существует уже 27 лет, но оно по‑прежнему живет — в наших сердцах, в наших глазах.
Как ни банально это звучит, все мы родом из детства, а детство тех, кто старше тридцати, можно назвать советским. Сегодня это 96 миллионов человек.
Сейчас очень много говорят о современной тяжелой жизни и о том, как спокойно, уверенно и хорошо жилось в Советском Союзе, где у всех все было и люди были добрее.
Чаще всего звучит примерно следующее: «Такая страна была, великая держава, выиграли войну, подняли промышленность, первый спутник в космосе, Гагарин, нас все боялись, право на труд и отдых, вкусная и здоровая пища, стабильность, гордость.
Плывут пароходы — привет Мальчишу, летят самолеты — привет Мальчишу, пройдут пионеры — салют Мальчишу. Такую страну про***ли, продали, как аборигенты за блестящие бусы… А в магазинах все было, иначе где моя мама продукты и вещи брала?»
Это очень правильный вопрос. Чтобы получить на него ответ, не нужно пытать интернет на тему «Десять легендарных советских вкусностей, которые мы потеряли». Достаточно открыть советскую прессу.
Журнал «Наука и жизнь» 1970-х годов полон советами о том, как самому сделать то, чего нельзя купить в магазине; как продлить жизнь вещей; как починить или применить сломанное.
Например, пропитать текстильную часть молнии клеем, чтобы она дольше служила; переделать старую электробритву в вибромассажер; как повесить картину или ковер, не имея дрели; как придать зеркалу опрятный вид, если амальгама стерлась; как собрать из подручных материалов рамку для фотопечати.
Огромными тиражами выходили журналы всесоюзного значения и огромного влияния «Работница» (в 1979 году — 13 млн, в 1990 году — 23 млн) и «Крестьянка» (в 1970 году — 6 млн, в 1988 году — 19 млн, в 1990 году — 22 млн).
При этом точек контакта читателей с изданиями было существенно больше. Не все имели возможность купить и подписаться, поэтому журналы передавали из рук в руки, переписывали от руки советы, рецепты, переснимали схемы и выкройки.
В 1979 году «Работница» пишет, что в течение прошлого года советская промышленность недодала 21 млн пар детской обуви.
Совсем не выпускается сменная обувь для школьников, в большом дефиците кроссовки, босоножки, девичьи сапожки.
В 1979 году в СССР проживало 42 млн семей, в которых были дети младше 18 лет. Вряд ли ситуация была иной в 1977-м, 1976-м и предыдущих годах, а ведь детям нужно было что-то носить.
И не только детям. Вот журнал публикует большую статью, посвященную женским чулкам, которых очень мало в продаже, а те, что есть, плохого качества.
Подошва у сапог отклеивается на четвертый день, а футболка после первой стирки становится похожа на наволочку. Из других заметок видно, что в магазинах нет элементарного, например, прищепок.
В отличие от исследователей давно ушедших эпох, у нас есть возможность поговорить с живыми свидетелями.
И если вы хотите знать, как на самом деле жилось обычному человеку в Советском Союзе, спросите женщин.
В подавляющем большинстве случаев задача по ежедневному добыванию продуктов, одежды, предметов быта лежала на них.
Спутники в космосе — это очень хорошо, но есть что сегодня будем? Ракетами не заменишь зимних сапог. Гордостью и славой державы не отстираешь одежду.
Я попросила своих френдесс в Фейсбуке поделиться воспоминаниями. Женщины, которым в среднем от 30 до 50 лет, охотно сделали это.
Главное слово — «достать»
«Нужных размеров обуви не было. У меня в детстве нога маленькой была, особенно до школы, когда я пошла, в продаже были только мягкие пинетки, мама где-то чудом раздобыла туфельки.
Потом так же урвала мне настоящие кеды и радовалась, что нога у меня долго не растет. Летние босоножки было невозможно достать, хоть тресни».
«Я 1977 года рождения, из относительно сытого Питера. И помню, как родители стеснялись соседа дяди Васи, который в гастрономе рядом работал.
На рынке всякое было, но дорого. Дядя Вася вечно пьян, грязен, но может приличное мясо „достать“. Ненавижу это слово до сих пор».
«Лето 1988 года, мне восемь лет. У меня есть единственные зеленые босоножки, которые не подходят ни к чему, ни одной зеленой вещи у меня не было. Но носила и не задавала никаких вопросов. Зимние ботинки. Какие же они были плохие!
По мокрому снегу пройдешь, сразу промокнут ноги. В школе сменной обуви не было ни у кого. Так и ходишь полдня с мокрыми ногами».
«Я помню матерчатые колготы, носила начиная с „натягиваю до подмышек, и на коленях гармошка“ до „мотня между колен“.
Они на носках и пятках протирались. Художественная штопка отлично развивает мелкую моторику в начальных классах».
«Из комбижира в магазинах лепили ежиков, утыкивали их спичками и украшали прилавок. До сих пор тех ежей помню».
«Мама моя очень любит вспоминать, как она в Москве трусы покупала: себе, бабушке, тётушкам, сёстрам.
Пока стояла в очереди, всё поразобрали, остался только 54-й размер. Взяла 54-й на всех — лучше, чем никакой. Можно же и резиночкой подвязать, ну!»
«Уфа, 1980 год, в магазинах нина-илья-харитон-ульяна-ярослав, зато есть рынок. На рынке и правда есть все, но только нюанс: кило мяса стоит около семи рублей.
Моя мама, молодая специалистка с зарплатой чуть за стольник, на всю свою зарплату могла купить 15 кило мяса.
Ни овощей, ни лекарств, ни одежды, на проездной до работы уже не хватило бы. В магазинах цены были ниже, но за эти деньги там была вон та весёлая компания с Ниной во главе».
«Помню искусственную шубку с дважды надставленными рукавами. А в шкафу лежали две „выброшенные“ и купленные на вырост зимние куртки, одна на два размера больше, вторая на четыре».
«Очередь за хлебом часа по полтора. Ожидание два часа, пока мясо „выбросят“ на прилавок. Геркулес, который родители закупали коробками „взапас“.
Водка по талонам… это перед поминками чьими-то родители меня пятилетнюю в вино-водочный потащили».
«Мамина подруга с 41-м размером ноги хотела купить туфли, а торговка обманула и сунула 40-й и 41-й, и девушка ходила, поджимая ногу, потому что потратила все деньги, да и другой обуви не было». «Я помню, как лампочку выкручивали, чтобы на ней зашить колготки».
«У нас была девочка в дедсадовской группе, дочь матери-одиночки, всю жизнь проработавшей вахтершей. У нее не было колготок.
Её мама, когда дочь вырастала из колгот, просто обрезала „штанины“ и девочка их носила как чулки, каждый подвязывая резинкой, чтобы не сползали».
«В магазинах была чрезвычайно полезная еда: тощие синие курицы, явно умершие от голода и жестокого обращения, колбасный сыр и плавленые сырки „Дружба“, молоко и сметана на развес.
Нам везло, бабушка знала заведующую магазином, ей доставалось молоко до того, как туда воды плеснут, чтобы разбавить.Сметана доставалась не всем и не всегда. Крупы с мусором, которые надо было перебирать.
Макароны, которые обязательно надо было промывать после варки, иначе они слипались в один мерзкий комок. Нерафинированное растительное масло, жутко воняющее при жарке.
Пельмени с начинкой из жил, жира и старых ботинок, судя по вкусу и запаху. Офигенно вкусная и полезная еда была, конечно».
«У одноклассницы в 12 лет стал 41-й размер ноги. Ее дедушка выучился тачать туфли, одну модель, что-то вроде лодочек без каблука.
Потому что иначе она была бы босиком. Она и ходила в них и была счастлива безумно. На зиму переодевалась в какие-то сапоги, очень похожие на армейские ботинки».
«Вспомнила шампунь „Диона“, за которым матушка стояла в очереди со мной и грудным братцем, чтоб сразу взять побольше. Одно из первых детских воспоминаний.
Такой был хороший шампунь, красненький, им волосы помоешь, а потом ванну от него отмоешь и хорошо. Не во всех местах она отмывалась, долго была как будто розовая. Но ничего. За годик отскреблось».
Отгадайте советскую загадку: «Длинное, зеленое, с желтой полосой, пахнет колбасой». Не буду вас томить, это электричка.
Условия жизни были таковы, что счастливым гражданам нашей страны пришлось в совершенстве освоить то, что с горькой иронией можно назвать внутренним продуктовым туризмом.
«Ездили в Москву, привозили колбасу, сосиски (у нас в городе сосиски не продавались вообще никакие, никогда), апельсины, хрустящие вкусные вафли, майонез.
Наш местный горпищекомбинат выпускал жидкий вонючий майонез и вафли, напоминающие мокрый картон с глиной и сахаром. Моя мама с подружками радовались: „Ой, как хорошо, что нам до Москвы доехать можно“. Меньше пяти часов тогда электричка шла».
«Мама ездила в командировки в Москву. И везла оттуда всё. И помню, как она приперла эти чертовы сумки, сползла в одежде на пол и тихо плакала от усталости. А так-то сильная женщина была…»
«Папа брал командировки в Томск, чтобы привозить домой продукты (сыр, колбасу, сливочное масло и что найдет). У нас вообще нечего было покупать. Пусто, красиво расставленные бычки в томате по полкам».
«Если куда-то ездили (командировка, по делу куда-то, к родственникам, на отдых), домой перли еду. Иногда просто аж надрывались, сумищами. Фрукты, колбасу и т. д., все, что можно было купить».
«Мама брала отгулы, чтобы съездить в Москву (1000 км, сутки поездом) за едой, одеждой и обувью. А потом специально устроилась в универсам работать, чтоб еду было проще доставать».
«Папа и мама в 1988, что ли, году поехали в Москву, привезли сумок восемь всего разного. В основном продукты.
На Урале в те годы продавалось примерно ничего. И очереди за колбасой отлично помню, как номерок на руке писали, и очереди за молоком „из коровы“ — летом надо было встать раненько-раненько.
Бананы удалось как-то купить зеленые дубовые, они лежали, дозревали. Я ждала, ждала, ждала. Потом не верилось, что еще когда-нибудь такое будет».
«В девятом классе с классом ездили в Таллин. И мы, 13-летние девочки, точно знали, что надо искать сыр. Он там вкусный! Отстояли очередь и везли родителям гостинец».
«Мне было так жалко мою маму, красивую 33-летнюю женщину, которая вынуждена была все „доставать“». «Кофе растворимый привезли на базу, привезли на базу — растворился сразу»
Ностальгирующие по Союзу очень возмущаются, когда речь заходит о дефиците и трудностях с тем, чтобы добыть базовый набор вещей и продуктов. При этом путаются в показаниях в пределах одного предложения.
«Пища была здоровее однозначно, то, что пища была не везде, тоже факт, но в холодильниках у всех всё было».
«Вранье, что нищета была. Никто не голодал, на прилавках было пусто, а у всех все было».
«Принципы были, гордость, стремление к будущему, а сейчас пашем, как рабы, все в кредитах, общение только с телефоном, пусть имеем машины, квартиры, а той светлой легкой ауры нет».
Тут вспоминается анекдот о том, что «при Сталине было хорошо, при Сталине у дедушки х*р стоял». А если серьезно, о чем же тогда говорил Аркадий Райкин в своей знаменитой миниатюре «Дефицит»?
«Через завсклад, через товаровед, через и директор магазин ты достал диффцит. Вкус… ммм… спицфицкий! Я тибе уважаю, ты мине уважаешь. Мы с тобой уважаемые люди!»
Если не было тотального дефицита, почему бабушка моего знакомого до сих пор хранит у себя на чердаке целый склад, где по коробкам разложено добро, собранное огромными усилиями, которые не сопоставимы с качеством и значением этих вещей.
Там есть и целое постельное, и старое постельное на тряпки, карандаши и открытки, гнутые гвозди и ржавые шпингалеты, дедушкины пиджаки и детские платья.
«Свекор хранит в гараже старый надувной матрас, чтобы заплатки на шины ставить. Надо ли говорить, что ни разу он этого не делал? Есть шиномонтаж и СТО, сам он только масло подливает».
«Я видела эти отголоски дефицита на примере бабушки. До сих пор разгребаю отрезы ткани и посуду, все это «доставали», и всё это лежало «на всякий случай».
«Продукты давали в заказах, так называемых продуктовых наборах, которые раздавались на предприятиях к праздникам.
К стабильному дефициту относились майонез, некоторые шоколадные конфеты (трюфели, «Красная Шапочка», «Мишка косолапый» и «Мишка на севере»), гречка (другой крупы было полно, гречку купить было нереально)».
«У меня дедушки оба ветераны, им давали паек на праздники, иногда крутой по тем временам, они всегда отдавали внукам, компоты фруктовые, сгущенка, колбаса и т. д. В магазине этого не было».
«Мне на уроки труда выдавали обрезки, потому что испорчу же, хорошие ткани жалко, пригодятся. Фланель пригодится шить моим детям распашонки. Почти все сгнило от хранения в неотапливаемой кладовке».
«С самого раннего детства я видела это болезненное отношение к каждой тряпочке, к каждой мелочи. Бабушке 85, а для неё одно из рыдальных воспоминаний — как ей в юности туфли не нашли на ее 34-й размер, купили 37-й. Ничего хорошего, если дряхлая старуха спустя 70 лет эти туфли помнит».
Кому в Союзе жить хорошо
Довольно хорошо в Союзе жилось тем, кто имел не эпизодический, а постоянный доступ к дефицитным товарам, к которым относились не только деликатесы и модная одежда, но часто самые обычные вещи, которые сегодня мы берем с полок без раздумий.
Это были люди, имевшие социальные привилегии, начиная от представителей партийной номенклатуры и заканчивая «завсклад, товаровед, директор магазин».
А еще жилось неплохо тем, кто обладал гендерными привилегиями и был избавлен от ежедневной продуктовой гонки, многочасового дежурства в очередях, а затем стояния у плиты в попытках приготовить что-то вкусное из того, что удалось урвать.
Посмотрите на фотографии советских продуктовых очередей любого десятилетия — и вы увидите там одних женщин. Мужчин можно заметить лишь в очередях в вино-водочный.
В фильме Говорухина «Благословите женщину» герой Балуева говорит молодой жене: «Мое право — придя со службы, увидеть лицо жены без следов слез.
Можешь плакать сколько угодно и где угодно, но как только я вернулся домой, ты должна быть умыта, свежа и весела…
И мне абсолютно всё равно, из чего ты сделаешь обед. Но обед в этом доме должен быть каждый день. Независимо от тревог, учений и даже войны. Это мое право».
Трудился такой мужчина на благо Родины и партии, приходил домой, жена его встречала в чистой квартире и ставила перед ним ужин.
Он поел, водочки рюмочку хлопнул, а тут и детки подходят с дневниками. Дети чистые, опрятные, а в дневниках хорошие отметки.
Телевизор черно-белый есть, не абы что, а в программе «Клуб кинопутешествий», а потом «Концерт для работников морского и речного флота».
На такое не искореженное постоянным добыванием восприятие очень хорошо ложатся великодержавные лозунги типа: «Мы первые в космосе», «Догоним и перегоним», «Советское — значит отличное».
А жизнь состоит не только из полетов в космос и научных открытий. Жизнь состоит из дней и ночей, в течение которых человеку нужно что-то есть, что-то надевать, где-то жить.
И желательно, чтобы еда была вкусной, одежда красивой и удобной, а жилье уютным. Много ли открытий совершишь на пельменях с начинкой из старых ботинок?
В том, что по сей день наши бабушки и мамы «любят едой», стремясь при каждом удобном случае поплотнее накормить детей и внуков, и смертельно обижаются на отказ, — заслуга Союза.
За то, что для многих праздник без десяти видов салата, пяти видов горячего и трех видов алкоголя — это не праздник, спасибо Союзу.
Многие по сей день предпочитают не купить бумагу и степлер, а унести с работы (все вокруг колхозное, все вокруг мое), — привет Союзу.
За то, что женщина, не умещая или не желающая приготовить из одной грустной курицы первое, второе и компот, считается бракованной, — отдельная благодарность Союзу.
В том, насколько болезненно мы воспринимаем уничтожение санкционных продуктов, — тоже заслуга Союза. Это не значит, что уничтожение продуктов и санкции — это хорошо.
Это значит, что у многих из нас огромная травма, связанная с базовыми потребностями — в еде, безопасности, уважении.
Комментарии